«Чтобы быть магом, нужно быть магом,– говаривал Каэрдин.– Единственный ключ к магии – сама магия». Она знала, что так и не достигла его уровня, даже тогдашнего, когда он был восьмидесятилетним стариком, а сама она – жалкой некрасивой худышкой четырнадцати лет. Часто она удивлялось, почему все так вышло: то ли потому, что Каэрдин был уже на излете, взяв ее последним своим учеником, или же потому, что сама она никуда не годилась. Лежа без сна в темноте, прислушиваясь к ветру или к пугающе огромному молчанию вересковых пустошей (что было гораздо хуже), Дженни иногда разрешала себе признаться: все, отдаваемое Джону и мальчишкам, что спят сейчас, свернувшись калачиком, в спальне наверху, она отнимала у колдовской власти.
Так ей и не удалось поделить свое время между магией и любовью. Через несколько лет ей будет сорок. Десять лет растратила она, разбрасывая дни широко, как крестьянин разбрасывает семена в летнем зное, вместо того, чтобы умножать и копить свою силу… Она положила голову на плечо Джона, и рука, обнявшая ее, была тепла. Утрать она все это – достигла бы она уровня старого Каэрдина? Иногда ей казалось, что достигла бы…
За время отсутствия Джона надо наверстать упущенное, заняться как следует, не отвлекаясь. Снега уже будут глубоки, когда вернется Джон.
Если он вернется.
Тень Дракона Вира, казалось, снова накрыла ее, испестрив небо, – и подобно ястребу устремилась на околицу Большого Тоби. Болезненно сжалось сердце при воспоминании, как Джон кинулся вперед, под эту нисходящую с небес тень, пытаясь достичь оцепеневшей в ужасе ребятни. Металлическая вонь изверженного огня, казалось, снова обжигает ей ноздри, визг эхом отдается в ушах…
Двадцать семь футов… Это значит, от плеча дракона до земли такая же высота, как от плеча взрослого мужчины, и столько же с четвертью от земли до крестца.
А тут еще не к добру вспомнился ей уклончивый взгляд Гарета.
После долгого молчания она сказала:
– Джон…
– Да, милая?
– Когда ты отправишься на юг, я хочу идти с тобой.
Она почувствовала, как отвердели его мышцы. Прошла почти минута, прежде чем он ответил ей, и она услышала в его голосе борьбу между тем, чего ему хотелось, и тем, что он считал разумным.
– Ты же сама говоришь, что зима будет суровая… Думаю, одному из нас надо остаться.
Джон был прав, и она это знала. Даже шерсть у ее котов была особенно густа этой осенью. Месяц назад она с беспокойством наблюдала, как птицы поспешно и неслыханно рано готовятся к перелету. Все предвещало голод и снег с дождем и, как следствие, вторжение варваров через скованный льдом океан.
«И все же…– подумала она.– И все же…»
Непонятно, была ли это просто слабость женщины, не желающей расставаться с любимым, или же здесь таилось что-то более серьезное. Каэрдин, помнится, говаривал, что любовь затуманивает инстинкты мага.
– Думаю, мне надо идти с тобой.
– Полагаешь, что я один с драконом не управлюсь?– Его голос был полон насмешливого возмущения.
– Да,– прямо сказала Дженни и почувствовала, как ребра Джона трясутся у нее под рукой от беззвучного хохота.– Я не знаю, при каких обстоятельствах ты с ним встретишься,– добавила она.– И еще одно…
Джон уже не смеялся. Голос его был задумчив, но удивления в нем не слышалось.
– Значит, ты тоже обратила внимание…
Было в Джоне нечто такое, чего люди, как правило, не замечали. Под личиной дружелюбного варвара, за рассуждениями о смышлености свиней, старушьими побасками и разрушительными попытками понять устройство часов скрывались подвижный ум и почти женская чувствительность к оттенкам ситуаций и отношений. Редко случалось, чтобы он ошибался.
– Наш герой говорил о предателях и мятежниках на юге,– сказала она.– Раз пришел дракон, значит, погибнет урожай, подпрыгнут цены на хлеб, начнутся смуты… Думаю, тебе необходим верный человек.
– Я тоже так думаю,– ответил он мягко.– А теперь скажи, почему я должен сомневаться в Гарете. Честно говоря, мне не верится, чтобы он предал меня из-за того только, что я не похож на витязя из баллады.
Дженни приподнялась на локте, черные волосы ливнем упали на голую грудь.
– Мне тоже,– медленно проговорила она, пытаясь понять, что же, собственно, беспокоит ее в этом странном мальчугане, которого она спасла в руинах старого города.– Положись на мое чутье, доверять ему можно. Но он в чем-то лжет, не знаю, в чем… Нет, мне нужно идти с тобой на юг.
Джон улыбнулся и потянул ее вниз.
– Я сожалею, что в прошлый раз не поверил твоему чутью,– утешил он.– Но, думаю, ты права. Я не понимаю, почему король, вместо того чтобы послать надежного воина, доверил свое слово и свою печать мальчишке, который, судя по всему, только и может, что собирать песенки. Но если король ручается в помощи, то я буду дурак, упустив такую возможность. Даже то, что мы с тобой, Джен, ни на кого больше не можем положиться, – даже это говорит о том, насколько плохи наши дела. Кроме того,– добавил он с внезапным беспокойством,– тебе так или иначе пришлось бы ехать.
Безымянное грозное предчувствие шевельнулось в груди, и Дженни быстро повернула голову.
– Почему?
– Кто-то же должен уметь готовить…
Молниеносным кошачьим броском она оказалась на нем, пытаясь придушить подушкой, но от смеха не смогла ее удержать. Они боролись, сдавленно хохоча, затем борьба их перешла в любовь, и уже позже, когда оба плыли в волнах теплой усталости, Дженни пробормотала:
– Ты заставляешь меня смеяться в самый неподходящий момент…
Он поцеловал ее и уснул, но Дженни так и не смогла преодолеть беспокойной границы между сном и явью. Она снова обнаружила себя стоящей на краю расселины; жар опалял лицо, яд опалял легкие. В восходящем паре огромный силуэт еще вздымал лоскутные крылья, еще когтил воздух искалеченной задней лапой, пытаясь достать маленькую фигурку, медленно, как истощенный лесоруб, машущую топором. Джон двигался механически, полузадохнувшийся в испарениях, шатающийся от потери крови, клейко сиявшей на его броне. Маленький ручей в овраге был густ и красен, камни были черны от драконова огня. Дракон поднимал слабеющую голову, ища Джона, и даже в полудреме Дженни чувствовала, что воздух отяжелен странным пением, дрожащей музыкой по ту сторону слуха и разума.