Драконья погибель - Страница 91

Потом вернулась боль. Рассудок напоминал дымящиеся руины. Дженни вновь почувствовала, как липнут к спине клейкие от крови лохмотья; отзвуки темных заклинаний сдавливали сердце.

Ухватившись для поддержки за изогнутый плечевой рог, она еще раз взглянула на заострившееся меловое лицо, осыпаемое частым дождем. Кто-то поддержал ее за локоть, и, оглянувшись, Дженни увидела, что это Трэй. Причудливо окрашенные волосы облепляли бледное личико. Это был первый случай, чтобы кто-нибудь из людей, кроме самой Дженни да еще, пожалуй, Джона, осмелился подойти к дракону так близко. А потом к ним присоединился и Поликарп. Рука его была обмотана обрывком черной мантии, а рыжие волосы почти полностью спалены еще во время прорыва Зиерн сквозь узкую дверь из подвалов Цитадели.

Белые клубы вырывались волнами из дверного проема. Дженни закашлялась; едкий дым обжигал легкие. Впрочем, кашляли все, кто находился в нижнем дворе, – казалось, Бездна объята пламенем.

Но самый надсадный кашель послышался из подвала. Потом в темной щели возникли две фигуры; та, что пониже, опиралась на руку той, что повыше. В бледном свете пасмурного дня на измазанных сажей лицах блеснули линзы очков.

Выбравшись из клубов едкого дыма, оба остановились. Все в нижнем дворе вгляделись оторопело в этих странных выходцев из Бездны.

– Малость не подрассчитали со взрывчатым порошком,– несколько смущенно объяснил Джон толпе.

Глава 17

Дженни очнулась лишь через несколько дней после того, как Джон и Гарет взорвали Камень.

Не обращая внимания на дождь и дым, они сбивчиво рассказывали Поликарпу, как им удалось найти дорогу к тем вратам, возле которых были свалены мешки со взрывчатым порошком, когда свет в глазах Дженни начал медленно меркнуть. Память сохранила о дальнейшем смутные обрывки: кажется, ее подхватил Моркелеб и бережно перенес в когтях под дощатый навес в верхнем дворе Цитадели. Более ясно вспоминался голос Джона, запрещающий Гарету и другим следовать за ними:

– Да не помогут ей ваши зелья! Он и без вас обойдется…

Хотела бы она знать, откуда это стало известно Джону. Хотя Джон всегда понимал ее лучше, чем кто-либо.

Моркелеб исцелил ее по-драконьи, как сама она когда-то исцелила его. Тело восстанавливалось быстро: яды выжигали сами себя в венах, воспаленные раны, оставленные жадными ртами твари, затягивались, оставляя округлые зловещие рубцы размером с ладонь. «Это уже на всю жизнь,– разглядывая их, думала Дженни.– Как шрамы Джона…»

Разум восстанавливался куда медленнее. Раны, нанесенные Зиерн, затягиваться не желали. И хуже всего было сознание, что чародейка права: всю жизнь Дженни губила свой талант, и не потому, что судьба лишала возможностей развить его, а просто из трусости.

«Все твое принадлежит тебе,– когда-то сказал Моркелеб.– Стоит лишь протянуть руку».

И она понимала, что так оно и есть.

Чуть повернув голову, из-под дощатого навеса можно было видеть дракона, возлежащего у дальней стены в негреющих лучах солнца. Тысячи звучащих нитей соединяли теперь их души, разумы и жизни.

Однажды Дженни спросила, почему он не покинул Цитадель и зачем ему было нужно лечить ее.

«Ведь Камень взорван,– сказала она.– Тебя больше ничего не связывает с этим местом».

И тут же ощутила, как шевельнулось раздражение в его душе.

«Я не знаю, колдунья. Сама себя ты исцелить не можешь, а я не хочу видеть тебя искалеченной».

Однако слова-образы, возникавшие в ее мозгу, были окрашены не только раздражением; сквозили в них и память о недавних страхах, и тайное смущение.

«Но почему?– спросила она.– Ты же сам часто говорил, что драконам чужды дела людей».

Его чешуя встопорщилась с сухим шорохом и улеглась снова. Дженни помнила, что драконы не лгут. Вот только правда их подобна лабиринту – слишком уж легко в ней заблудиться.

«Так оно и есть,– ответил он.– Так было и со мной, пока ты не исцелила меня. Моя магия разбудила твою, но и ты разбудила во мне что-то такое, чему нет названия на языке драконов. Видно, не одна только власть Камня запрещала мне лететь на север. Я не хочу, чтобы ты умерла, как умираете все вы. Я хочу, чтобы ты летела со мной, Дженни, хочу, чтобы ты стала одним из нас и обрела ту власть, к которой стремилась всю жизнь. Эта жажда сильнее песни золота, которую мы слушали вместе. Почему – не знаю. А ты? Разве ты сама не хочешь этого?»

Вопрос остался без ответа.

Не стоило бы Джону вставать с постели, но, как только Дженни очнулась, он, конечно же, приковылял по ступеням в верхний двор и присел на краешек узкого ложа. Оглаживая ее волосы, как в те дни, когда Дженни, покинув каменный дом на Мерзлом Водопаде, приходила погостить в Холд, он рассказывал ей о том, что случилось за эти дни: о снятии осады с Цитадели, о возвращении гномов в Бездну, о делах Гарета и о подборе книг для библиотеки Холда, – просто рассказывал, не вынуждая Дженни ни отвечать, ни задумываться. И все-таки каждое его прикосновение вызывало боль, сравнимую лишь с болью от злобных заклинаний Зиерн.

Да, Дженни сделала свой выбор десять лет назад. Или, может быть, тогда у нее не было выбора?.. Даже не поворачивая головы, она знала о том, какие мысли возникают сейчас в хрустальной глубине пристальных глаз дракона.

Когда Джон поднялся, Дженни коснулась рукава его черной потрепанной мантии.

– Джон,– тихо сказала она,– могу я тебя попросить кое о чем? Пошли кого-нибудь к Мэб и скажи, чтобы она сама подобрала книги по магии. Если можно, то и по магии гномов тоже.

Лежа на узком соломенном тюфяке, который вот уже четыре ночи был ее единственным ложем, она глядела в сторону; грубые черные волосы разметались по белому полотну. Какое-то мгновение Джон молча смотрел на нее .